Поколению детей 20-х годов ХХ века пришлось пережить немало тягот и лишений. Но, пройдя сквозь сибирские морозы и ледяные ветры казахских степей, через огненное горнило Великой Отечественной войны, сквозь тернии коллективизации, репрессий и тяжёлый послевоенный труд, они стали несгибаемо сильными. Колга Мария Андреевна принадлежала к этому поколению…

Не плачь, казачка!

Маруся Колга родилась 19 февраля 1925 года на Кубани, в станице Ирклиевской, в большой зажиточной казачьей семье. О счастливом, но коротком детстве в родной станице остались лишь смутные воспоминания. Самое яркое — красавец-отец поднимает маленькую Машу высоко над головой и сажает на коня. По рассказам своих тёток гораздо позже она узнала, что дом отца располагался в одном дворе с домом деда. Им принадлежал большой надел земли, работая на которой, семья жила очень хорошо. У казаков было принято жить большой семьёй, тремя-четырьмя поколениями, хозяйство делить не любили. Да, в общем, и правильно это, зачем делить, если можно умножить.

На семейном фото

Насколько обеспеченно они жили до революции можно сейчас лишь предполагать. Есть старинная фотография, на ней Андрей Колга, отец Маруси, ещё мальчик-подросток, стоит со своими братьями позади родителей, которые сидят на стульях в центре фото. Отец его, Павел Колга, видный казак, мать — красивая статная женщина. Все мальчики одеты в казачью форму: черкески с газырями и с кинжалами на боках. Горделивая осанка отца и сыновей говорит о многом: казаки — хозяева своей жизни, вольный народ, умеющий воевать за Отечество. Счастливые и беспечные, они уверено смотрят вдаль и не ведают, что ждёт их через несколько лет. Не предполагают даже какой сумасшедший вихрь закрутит Россию, поломав все привычные устои. Казаки лишатся земли и свободы. Всё, чем веками дорожило казачество, будет утрачено вместе с Империей, имя которой Россия. Собственно, и само казачество перестанет существовать… А пока, с этой фотографии удалые казачата и их родители смотрят на нас, своих потомков, и кажется, вопрошают: «Ну как? Хороши мы?».

Их дом ещё много лет будет стоять на прежнем месте, вот только большое подворье разобьют на несколько дворов. А тот колодец, который выкопали Марусины предки, из которого пила и она, напоит ещё не одно поколение людей, совершенно чужих людей, заселённых на территорию Колговского подворья…

Расказачивание

Этот скорбный период в истории нашей страны начался в 1919 году с циркуляционного письма, подписанного ЦК ВКП(б) и считающегося официальным документом, дающим основание для массового террора против казачества. Чем же не угодили казаки новой власти?

В 1917 году, когда свершился государственный переворот в России, они хоть и считались оплотом самодержавия, но, в общем, старались сохранять нейтралитет, считая, что большевики ведут борьбу со знатью и эксплуататорами, а ни к тем, ни к другим казаки себя не относили. К тому же знаменитый декрет «О мире», принятый большевиками, позволил уставшим от четырёхлетней войны с германцами казакам вернуться домой.

Вот, вроде бы и наступила спокойная жизнь, как казалось станичникам. Но не тут-то было — грянула Гражданская война. Как и всё российское общество того времени казачество тоже разделилось во взглядах: кто-то с сочувствием отнёсся к большевикам, кто-то стал белоказаком, решив отстаивать Российскую Империю, а кто-то всё ещё метался в своём выборе.

После декрета «О мире», расположившего многих к новой власти, вышел новый декрет «О земле». И вот тут-то казаки поняли, что ничего по-прежнему уже не будет. Их земля, согласно законодательству новой власти должна была быть поделена между другими крестьянами. Отдать землю, которую заработали кровью и потом, верой и правдой служа России, ни один казак спокойно не мог. «Уравнять нас с крестьянами?» — говорили они. И пошли восстания казаков и там и здесь. Полыхнул Дон, полыхнула Кубань.

В итоге, в казачестве новая власть усмотрела прямую угрозу себе. Да и угроза была, конечно же, реальной.

Ведущие крестьянский образ жизни, любящие свою землю и умевшие работать на ней, казаки крестьянами не были. Они были настоящими солдатами, привыкшими воевать и умевшими это делать. Воинственность была у них в крови. С трёх лет казак сидел в седле, по мере взросления отрабатывая искусство владения шашкой и огнестрельным оружием. Недовольные политикой революционного правительства казаки, конечно же, были реальной силой и реальной угрозой новой власти.

Братоубийственный террор

На основании директивы ЦК вышел приказ Троцкого «О расказачивании» и масса других документов и приказов, в которых значились конкретные цифры, где и с кем расправиться и кого вселить на место тех, кто считал себя неизменным владельцем земель Кубани и Дона.

Все атрибуты казачества оказались под запретом. Запрещалось хранить в доме шашки, кинжалы и любое оружие, за неповиновение — расстрел.

Как это часто бывает, на местах приказы искажались и исполнялись с особым усердием, под атрибуты казачества попали даже медали отцов и дедов. Люди закапывали в огородах и садах семейные реликвии, пытаясь вопреки всему сохранить память.

«Конфисковать хлеб и заставить ссыпать все излишки в указанные пункты, это относится как к хлебу, так и ко всем другим сельскохозяйственным продуктам», — значилось в директиве. У казаков отбирались «излишки» зерна и других продовольственных продуктов. Созданный искусственно голод свирепствовал в хуторах и станицах. Приученные воевать казаки, конечно, не шли как овцы на заклание, и тут и там вспыхивали восстания.

Противоборствующая большевикам сторона тоже внесла лепту в уничтожение казачества, чиня расправы над принявшими красную сторону собратьями. Часть казаков покинула Родину вместе с Врангелем. Многие из выживших в эмиграции вернулись потом в составе войск Вермахта, добавив ещё одну страницу скорби в историю казачества.

В один из страшных дней тех лет, по воспоминаниям Евдокии Колги, родной сестры отца Маруси, Павла Андреевича Колгу, вместе со многими другими казаками Ирклиевской под конвоем увели куда-то за станицу и больше их никто никогда не видел.

Жестокое время было, логика гражданской войны страшна и неумолима: если враг не сдаётся он будет убит. Говорят, что тех казаков расстреляли тогда, а правда это или чей-то домысел сейчас мы уже не узнаем. Остаётся лишь тот факт, что домой Павел Андреевич не вернулся.

Ссылка

Завершением расказачивания можно назвать депортацию казаков вместе с семьями с территории проживания.

На Кубани 25 января 1931 года была осуществлена депортация казачества в числе 9 000 семей, около 45 000 человек из районов Черноморья были выселены на освоение засушливых районов Ставрополья и Сальских степей.

В течение 1930-1931 годов было арестовано и депортировано не менее 300 000 казаков из различных регионов. Распределённые по степени опасности на несколько категорий, они отправлялись в товарных вагонах кто в Казахстан, кто в Сибирь, а кто-то недалеко: в Ставрополье. Андрей Колга был отправлен с женой и двумя малолетними детьми с Выселковской станции в далёкий Казахстан…

Как вспоминали позже тётки Марии, их брат Андрей ночами ходил на какие-то собрания, но что там было на тех собраниях неизвестно, как доподлинно неизвестно и на основании какого постановления была депортирована эта семья, что легло в основу страшного приговора. Архивы не сохранились, остаётся только предполагать.

В постановлении ЦК от 20.02.1931 года говорится: «… ОГПУ определить и подготовить в течение 6 месяцев районы для устройства кулацких посёлков тысяч на 200 — 300 кулацких семейств под управлением специально назначенных комендантов, имея в виду прежде всего районы Казахстана южнее Караганды». Исходя из того, что Колговское семейство направлено именно туда, можно предположить и время выселения — осень 1931 года.

Осакаровка

Несколько недель мучительной дороги Маруся никогда не вспоминала потом, видимо детский мозг отказался запоминать весь ужас этого каторжного пути. Единственное, что врезалось в память — момент прибытия на станцию Осакаровка в Казахстан. Загромыхал железный запор снаружи, дверь вагона нехотя подалась, показалась голова конвойного, скомандовавшего: «Выгружаемся!».

Чтобы читатель не питал иллюзий, поясним, спецпереселенцев перевозили не в пассажирских, а в скотных вагонах. Несколько деревянных нар, да в углу бочка для справления нужды. Вагон забивался до отказа, несчастные вынуждено спали по-очереди. На редких станциях им давали кипяток и немного еды.

Люди медленно покидали вагон, на несколько недель ставший им домом. На серых лицах растерянность и чёрная тоска в глазах. Измученные неопределённостью все молчали. Многие депортированные были с сундуками. Прасковья, Марусина мать, обессиленно всхлипнула, открыв свой сундук: до самого верха он был набит камнями, ничего из того, что разрешили взять с собой, не осталось. Как же теперь, без дома, без одежды с двумя малыми детьми они будут жить в чужой стороне? Наверное, сейчас мы не сможем понять какое отчаяние охватило тогда несчастную мать, как не сможем представить и на малую долю отчаяния охватившего главу семейства Андрея Павловича Колгу, удалого казака, прошедшего сражения Первой мировой, а сейчас не понимающего как спасти своих детей.

Посёлок №9

Им определили новое место жительства: посёлок №9. Почему у посёлка вместо названия номер? Эшелоны со спецпереселенцами прибывали ежедневно, чтобы упростить задачу, использовали номерную систему. На карте выбиралось место поближе к реке, ставилась точка, а рядом номер по порядку. Семьи и нехитрый скарб грузили на подводы. Впереди колонны ехал представитель власти, который, сверяясь с картой, посреди степи втыкал в землю колышек с номерком — всё, новый посёлок готов.

Близилась зима. Жестокие степные ветры и морозы сразу дали о себе знать. Необходимо жилье. А что можно построить посреди степи, где ни деревца? Выдали несколько лопат и мужчины принялись рыть землянки.

Продолжение следует...

Татьяна Зернаева.