Приговор обжалованию не подлежит

Знаем ли мы причастных к беззакониям в Березанской психиатрической колонии во время оккупации в августе 1942 года – январе 1943 года? Частично ответить на этот вопрос помогают доступные исследователям с октября 2020 года рассекреченные краевым управлением ФСБ протоколы допросов бывших работников учреждения.

Немцы на поселении

Свободные для изучения протоколы допросов свидетелей были составлены в рамках открытого в 1970 году сотрудниками КГБ СССР дела для установления личностей конкретных членов Зондеркоманды 10а Айнзацгруппы Д и их советских пособников, «причастных к геноциду мирных жителей Кубани». В 1972 году предварительное следствие по делу приостановили, его результаты нам неизвестны.

Документы 1971 года содержат некоторые подробности о личностях оккупантов, так как советские следователи, в соответствии с задачами уголовного дела, ставили задачу идентифицировать (описать) тех, кто был ответственен за массовые убийства пациентов Березанской психколонии.

Так, бывшая санитаркой Варвара Никитична Носенко в 1972 году показала: «[7 сентября 1942 года] в колонию приехали несколько немецких офицеров в гестаповской форме на легковой автомашине. Один из них, как его зовут, не знаю, с приметами: примерно 40 лет, выше среднего роста, плотного телосложения, широкоплечий, со светлыми волосами на голове, лицо полное, круглое, холёное. Офицерская форма его заметно отличалась от других, приехавших с ним немцев, которые были в зелёных шинелях, прошёл в кабинет главного врача Киреева».

Возможно, перед нами портрет немецкого доктора Генриха Герца, также причастного к умерщвлению пациентов Краснодарской психиатрической больницы.

После первого убийства пациентов в сентябре 1942 года главным в Березанской психколонии остался немец Вайль, «который ничего практически не делал». Через несколько дней его сменил немец Вили, он уже стал заниматься хозяйством колонии, выезжать в поле. Об этом следователю СМЕРШ Северо-Кавказского фронта сообщила в июне 1943 года врач психколонии Елизавета Яковлевна Шаповалова.

Благодарность
Автор благодарит научного сотрудника Центра изучения антисемитизма Технического университета Берлина Ирину Реброву за предоставленные для написания статьи копии допросов работников больницы в 1943 году, которые она смогла получить в ходе своих исследований в музее Холокоста в г. Вашингтоне для проекта «Помни о нас…», посвящённого жертвам нацизма – пациентам психиатрических клиник, детям с инвалидностью и врачам-еврееям – в период оккупации Северного Кавказа в годы Великой Отечественной войны.

После, по словам Елизаветы Шаповаловой, в колонию прибыли Ганс, Рудольф, Карл и Жорж.

«Ганс по фамилии Мюнстер и Карл являлись членами Краснодарской Зондеркоманды 10а, а Рудольф и Жорж – Ворошиловской «зондеркоманды 10-а» [скорее всего, Айнзацкоманды 12 – прим. «ВС».]. Перечисленные немцы ведали колонией, отправляли из неё продукты в Краснодар, а также продуктами снабжали проезжающие воинские немецкие части, варили самогон, пьянствовали, к ним приезжали из ст[аницы] Березанской из комендатуры немцы», – рассказала контрразведчикам медработник.

Власть страха

Немцы, осмотрев колонию, выбрали для пребывания одноэтажный дом, в котором проживал медперсонал.

«Человек 10 немцев жили в указанном доме до конца оккупации. Вся власть в этот период находилась в их руках, так как и администрация, и местная полиция действовали по их указаниям. Даже своим присутствием немцы наводили страх на местных жителей», – сообщила следователям в 1971 году работавшая в подсобном хозяйстве психколонии Ольга Яковлевна Горобинченко.

Главным среди поселившихся в колонии оккупантов был немец примерно 40 лет – высокий, с продолговатым худощавым лицом и светло-рыжими волосами, с суровым взглядом.

«Особенностью этого немца было то, что, когда он разговаривал, были видны два клыка, только я не помню на какой челюсти – верхней или нижней. Звали его Гансом, фамилия его мне неизвестна. Помню только, что Ганс и несколько других немцев ходили в немецкой офицерской форме, а остальные, как мне кажется, в форме рядовых военнослужащих», – рассказала Ольга Горобинченко.

Как вспоминала в 9171 году бывшая работница подсобного хозяйства психколонии Тамара Трофимовна Гринкевич, Ганса «часто можно было видеть на территории колонии, когда он шёл с большой овчаркой, держа её на поводке». Ганс нередко заходил к главному врачу колонии Кирееву, а также общался с Елизаветой Шаповаловой.

«Шеф колонии Ганс с больными никогда не говорил, когда с ним говорили о больных, то он прямо свирепел, кричал, что я всех уничтожу, – рассказывала следователю Елизавета Шаповалова летом 1943 года. – По вопросам выписки больных я с ним не говорила, и он в отношении этого ничего мне не говорил. Я предлагала [выздоравливающим] больным, [продолжавшим работать в колонии], выписываться, так как я знала, что и этих больных уничтожат. Многие больные выписывались, устраивались на работу в колхозы».

Немцы общались с жителями психколонии через переводчика Карла Карловича, носившего офицерскую форму. Среди местных были разговоры, что Карл Карлович когда-то жил в России и будто бы являлся русским. Кроме того, по словам Елизаветы Шаповаловой, переводчицей у немцев была девушка Ирма, «которая ушла вместе с ними».

Тамара Гринкевич также вспоминала немца Рудольфа – небольшого роста, среднего телосложения, с чёрными волосами. Как следует из свидетельства работавшей в 1943 году в поле Зинаиды Павловны Рваниной, Рудольф «занимал должность агронома».

Наказания за злодеяния

Были ли наказаны немцы за свои преступления?

В 1972 году четыре года заключения получил «врач Краснодарского гестапо» унтерштурмфюрер СС доктор медицины Генрих Герц (правильно – Гёрц – Dr. Heinrich Görz). Мы не знаем, был ли в его уголовном деле эпизод с Березанской психколонией.

О судьбах остальных названных свидетелями немцев нам ничего неизвестно: пережили ли они войну или погибли на фронте, здравствовали ли в Германии (ФРГ, ГДР) или проживали в других странах, достоверно сказать не представляется возможным.

Кроме того, в 1980 году в ФРГ после долгих разбирательств к 10 годам лишения свободы за военные преступления на территории Краснодарского края был приговорён начальник Герца, «шеф Краснодарского гестапо», оберштурмбаннфюрер СС Курт Кристман (нем. Kurt Christmann).

В тему
О Курте Кристмане и судебном процессе можно прочитать в статье Александра Фридмана «»Палач Краснодара»: доктор Курт Кристман (1907-1987) и убийства людей с инвалидностью на Северном Кавказе» в сборнике «Помни о нас: люди с инвалидностью – неизвестные жертвы нацистского режима в оккупированных регионах РСФСР». Редакцией «ВС» книга была передано в центральные библиотеки сельских поселений. Кроме того, подготовлена электронная версия сборника (подробнее об этом – см. на сайте проекта «Помни о нас…»).

Из советских граждан ответственность понёс санитар Березанской психколонии Михаил Павлович Ластовина.

Смертная казнь

60-летний Михаил Павлович Ластовина был уроженцем ст. Новотитаровской, происходил, по его словам, из зажиточной семьи («в хозяйстве отца было 6 лошадей, 4-5 коров, 60 десятин земли»). После смерти отца, остался на хозяйстве, «которое состояло к тому времени [какому – не уточняется – прим. «ВС»] из 2-3 лошадей, дома, многих надворных построек». Осенью 1932 г., «не желая идти в колхоз и с целью скрыться от раскулачивания и репрессирования», мужчина сбежал на Донбасс, где работал на шахте. Через год вернулся на Кубань («имущество моё, как кулацкое, было уже конфисковано»), трудился в разных местах, а в ноябре 1935 г. поступил на работу в Березанскую психколонию. Об этом Михаил Латовина рассказал следователю СМЕРШ во время второго допроса 28 июня 1943 года. На первой встрече пятью днями раньше факты его биографии контрразведчиков не интересовали.

«Указанный Ластовина активно помогал немцам в истреблении вывезенных к противотанковому рву [в декабре 1942 года] 60 выздоравливающих [пациентов]», – говорится в обвинительном заключении по делу о зверствах немецко-фашистских захватчиков и их пособников на территории г. Краснодара и Краснодарского края.

Об этом событии Ластовина сообщил следователям следующее: «Посадкой больных в [грузовую] машину руководил шеф Ганс. Так как я в тот день был дежурным по отделению, я и санитар Винокуров по приказанию немцев поехали вместе с больными. Один полицейский по одному человеку выпускал [пациентов] из машины, а я вместе с Винокуровым ставил их в ряд лицом ко рву. После расстрела, когда трупы падали не в ров, а назад, на переезд, то мы с Винокуровым сбрасывали их в ров. Кроме меня и санитара Винокурова из обслуживающего персонала и рабочих колонии на месте расстрела никто не присутствовал». (На момент допроса, Винокуров, по словам работников психколонии, находился в Красной Армии.)

Обвинённый на Краснодарском процессе 1943 года по статье 58-1а УК РСФСР (измена родине), Михаил Ластовина был одним из восьми приговорённых к смертной казни через повешение. Приговор приведён в исполнение 18 июля 1943 года на центральной городской площади Краснодара в присутствии 30 тысяч человек.

О наказании иных сотрудников Березанской психколонии или местных полицейских за причастность к убийствам пациентов и/или местных жителей достоверных сведений у нас нет.

Прямая речь
Ирина Реброва, научный сотрудник Центра изучения антисемитизма Технического университета Берлина, автор проекта «Помни о нас…»:
– До сих пор у нас мало исследований, посвящённых анализу деятельности военных преступников. Изучение этого вопроса осложняется ввиду нескольких причин. Фамилии и имена немцев в советских документах зафиксированы со слов граждан, переживших период оккупации, и насколько они верны с точки зрения немецкого правописания и произношения, неясно, что затрудняет поиск конкретных преступников в архивах. Были случаи, когда местные комиссии содействия ЧГК запрашивали списки преступников в военных ведомствах и получали названия воинских частей, которые находились в этом регионе. Однако установить степень их ответственности в совершении конкретных преступлений не представляется возможным.

Максим Ватутин