Злитесь, но не переставайте любить. Невыдуманная история об отношении к старикам

Двое людей шли куда-то ранним утром. Один, дедушка на вид совсем старенький, был высок и худ. Лет ему на вид уже за восемьдесят, одет он по стариковской моде еще советских времен – ушанка, кургузое пальтецо с якобы барашковым воротником, глаженые брюки. Его спутница выглядела более современно, так она и моложе была лет на тридцать. Для впервые увидевших эту пару наблюдателей не было сомнений, что перед ним отец с дочерью, либо возможно, что дядя с племянницей – спрятанные от разгадки умом признаки родства легко раскрывались подсознанием. Женщина явно была вожатой для старика, поддерживая его при ходьбе и направляя. Под ногами было скользко от грязи, накануне прошел стылый, но довольно щедрый зимний дождик. И, стоило женщине на несколько секунд отвлечься от своего ведомого, тот неловко осел назад, завалившись в грязь.

         И вот мгновенно до этих пор на вид спокойная, степенная женщина превратилась в саму ярость. Подняв на ноги старика, взяв его обеими руками за ворот пальтишка, она трясла его словно собака кошку, что-то выговаривая при этом прямо в его лицо – конечно обидное и неприятное, что-то нагоревшее и наболевшее. Слов было не разобрать, но в смысле высказываний сомневаться не приходилось, до того у нее стало злое лицо, звук долетавших слов резок. Здоровью физическому дедушки трепка вряд ли угрожала, его спутница стремилась выместить на нем неясную для нас обиду, но не убить и искалечить. Вот примерно так же нехорошо наблюдать за тем, как родители дают устную и физическую трепку своему малому чаду, не переходя установленных законами и этикой последних границ, — вмешаться нелепо, но как же на душе становится неприятно…

         Поведавший об этом наблюдении человек сказал, что у него появилось впечатление: вот дедушку заставили переписать на дочь (невестку, племянницу) дом и теперь она ждет не дождется, когда же он помрет, изгаляясь при удобном случае. Не будем столь категоричны, не зная о людях ничего, не станем делать поспешных выводов, приведя в виртуальную защиту женщины такую возможную контрверсию: отец всю жизнь издевался над детьми и женою, пил, бил, гулял, бросал семью… И теперь его взрослая дочь припоминает обессилевшему гуляке и дебоширу горькие обиды детства… То есть думать можно что угодно, и в оправдание такого поступка, и в его обвинение. Но вот не получается подумать одного: что женщина поступила правильно, какая бы первопричина ни подвигла выместить такой гнев. Заслужил ли своей жизнью старик наказания, нет ли, а ведь неправильно. Почему? Потому что женщине легче не станет. Нет, не станет, хоть бей деда, хоть ругай. Станет только тяжелее, как надолго стало тяжело и неловко случайному свидетелю той сцены.

         Евгений Бойко.